Связист
Предисловие… Армия это сборище чудаков. На разные буквы алфавита. Но, все-равно, на М.
Буква С.
Связист.
По званию он был капитаном, по профессии – связистом, по должности – комроты, по натуре долбо… ну вы понимаете. И был он брошен к нам с понижением откуда-то из ЗабВо. Чего-то он там натворил.
В дружный офицерский коллектив он влился быстро и без проблем. Потому что – влился.
И стал служить.
С рвением. Потому что по части и окрестностям, как иные, не ошивался, а с утра до ночи пропадал на площадках. И как командир ему не позвонит, он весь в трудах и заботах. Аки пчела.
– Але.. Да… Я на объекте… Что?… Я на объекте… Где?… На объекте, говорю… Ага… Так точно… Успеем тащ командир… Сделаем!…
И что-то такое там, в трубке фоном скрежещет и звенит и кто-то кричит отдаленным матом:
– Ты куда военный пошел, с этой штукой, если ее надо не туда, а сюда и совсем не ее, а другую штуковину и лучше не ходить, а оставь ее на месте, как была, а сам иди отсюда в припрыжку…
И в промежутки – про маму той самой неодушевленной хреновины и рядового Худабердыева, который совсем не оттуда и не то взял, что бы это не то не туда снести и к чему не следует намертво присобачить.
Ну то есть работают люди. Трудятся. Не покладая рук.
– А ну-ка дай мне сюда старшину.
– Есть, старшину! Одну минуту.
И снова хрустит трубка и кто-то кричит про старшину, что б все всё побросали и бежали его искать. И всё это в обрамлении «нах» и «в» и еще с других принятых армии частей речи без которых приказ не приказ.
– Эй ты… А ну сюда, рысью, на полусогнутых и чтоб одна нога здесь, а другую на хрен вырву вместе с… если ты, мамкино недоразумение, через две минуты…
И кто-то бежал и по дороге кому-то перепоручал и то же грозил оторвать все по самые гланды, и тот тоже несся сломя голову, хотя не понял куда и за кем, потому что русский не в зуб ногой, но тем не менее все поняв не так и перепутав прибегал куда надо и находил кого нужно.
И старшина, точно являлся и мял трубку потными ладошками и орал в нее бодрым рапортом
– Так точно… Точно так!… Сделаем в лучшем виде… Не беспокойтесь тащ…!… Уже стропы подвели и опалубку присобачили. Все идет согласно вашему приказу и даже лучше.
И это радует, потому что, как минимум, старшина трезв как стеклышко, ну то есть выкушал с утра не более литра, и самостоятельно на своих ногах стоит, коли на них к трубке пришел. Что есть большая победа всего воинского коллектива!
И ротный тоже на посту. И рвет у старшины трубку и в трубку слышны производственные гулы и обычные крики личному составу.
– Ты куда Абдурахманов вот это самое к чему-то там крепишь, когда там посадочного места вовсе нет? А, сын степей и предгорий?! Это же «мама», значит в нее втыкать надо… как твой папа…
Точно – идет процесс!
Командир доволен.
– Слыш-ка, ротный, ты до десятого-то справишься?
– Так точно!
– Тогда – молодец!
И обнаглевший ротный просит пособить материалами и командир тут же без запинки посылает его к его мертвой бабушке, чтобы он вступили с ней в противоестественный акт, а не морочил извилины вышестоящему командованию.
И радостный командир отпадает от трубки и расслабляется в полное свое удовольствие гоняя матом по щелям всяческую штабную сволочь.
А тот ротный и тот старшина становятся на самом хорошем счету и им на разводе грозят премией, внеочередной звездочкой на погон и улучшением квартирного вопроса в следующей после последующей пятилетке.
И, посоветовавшись, доверяют им большое дело – куда-то там на край света поехать и из кого-то какие-то фонды, душа из них – вон, выбить. И они получают командировочные и отбывают на тот край и там рубятся за снабжения не щадя живота своего.
И командир лично, чуть не каждый час, контролирует ход исполнения. То есть набирает код далекого города, и известный ему номер и требует к трубке командированного капитана и того ищут и находят и он подходит и рапортует:
– Мол дело идет своим чередом, неспешно, но верно.
И командир просит что бы его подчиненные без фондов не возвращались, иначе он их перед строем из положения стоя на карачках, кокардой в плац, ботинки вразлет, прилюдно и самым извращенным способом, многократно и с удовольствием.
И командировочные командира тут же успокаивают заверяют что все будет чики-пики, что осталось всего три подписи и можно ставить под загрузку.
Но тут на том конце, кто-то требует трубку обратно и упрекает чтобы не занимали линию, потому что телефон служебный и ротный отбивается и кричит матом что он тоже не лаптем делан, а творит здесь сугубо государственное дело и что в гробу он видел этот их, у черта за спиной населенный пункт, где даже приличных баб днем с огнем, а у него дома жена красавица…
И все это через телефонные помехи, через скрипы, хрусты, прорывающиеся чужие гудки и разговоры. Потому что такая, потому что гражданская связь.
А вечером командир обязательно отзванивается в тот далекий город в гостиницу и его соединяют с номером и комроты обстоятельно рассказывает ему через какие снабженческие муки ему приходится продираться за ради общего дела и как он соскучился по родной части, жене и своему командиру.
– Ну ты давай капитан, не раскисай, дожимай их,- успокаивает его командир.
И капитан обещает:
– Так точно! Сделаю! Дожму. До киселя!
И гудки, гудки…
Молодец капитан!… А ведь и выбьет и отгрузит!…
После чего довольный сам собою командир отправляется дрючить личный состав и, надо же, в третьей роте нос к носу сталкивается с…ё… её… ракудрись твоя черешня!…Как же это может быть?… С тем самым, с ним… с комроты, с которым только что по межгороду разговаривал. А в каптерке находит откомандированного с ним, туда же по тому же делу старшину, который лыка не вяжет и только бормочет и что-то мычит про себя и про порученное ему дело:
– Так точно, та-ащ командир. Не беспокойтесь. Все сделаем та-ащ командир. В лучшем виде. На…
– Вы… как… здесь?- поражается командир,- Вы когда прибыли?
И силится посчитать в уме, как они смогли за полчаса успеть прилететь с края света, даже если самолетом, когда от аэропорта до части минимум три часа ходу автобусом, которые сюда не ходят.
– Мы еще не прибыли,- рапотует невменяемый старшина,- Мы там… Мы фонды…Мы – их… Мы сделаем!…
И сочно отрыгивает в лицо командира чесночной колбасой.
И тут выясняется что никто никуда не ездил!
– Так вы?!… Ты!…- орет командир закатывая под кокарду глаза.
И понимает, что они были тут! Оба! Все время! То есть для командования и семейств, они не щадя живота выбивали фонды у черта на рогах, а для себя пьянствовали и развратничали здесь на выписанные командировочные и прогонные.
– Дневального сюда!
Дневального притащили и спросили и он все честно ответил, только ни хрена не понять что! Потому как он полгода назад спустился из горного аула в среднюю полосу России и
чужой язык еще не узнал, а свой родной, с испугу, проглотил.
– Они были тут?- орет командир тыкая в ротного и в старшину,- Отвечай мамкин выродок.
– Так тощно,- товарич камандыр. Тут.
– Или уехали?
– Так тощно,- товарич камандыр. Уехали,- примирительно соглашается с вышестоящим командиром боец.
– Так уехали или все время тут?
– Так тощно,- товарич камандыр. Уехали. И были тут.
– У-у дети гор, ишак ваш папа!- орет командир, грозя кулаками потолку.
И начинает распутывать это дело дальше.
А телефон как же? А междугородний код? И помехи в трубке посторонние?
И велит ломать, на хрен, дверь в каптерке, которая ведет в кладовую.
Ну и конечно ее ломают.
А там!…
Там, на столике, стоит три телефонных аппарата и еще какая-то лабуда и все это опутано синими проводами и мигает лампочками.
– Ах ты, твою маму, связист!- вспоминает командир, откуда был переведен в вверенную ему часть, ротный,- Попов – твоя фамилия!
И требует следственного эксперимента.
Комроты сгребает в охапку всю эту свою хрень и тащит, подгоняемый матами и пинками в штаб в командирский кабинет, где подсоединяется к розетке. И набирает на командирском телефоне межгород и один из его аппаратов тут же звенит.
Что б его!…
И они начинают с командиром говорить, а в трубке, точно, раздаются щелчки и свисты и разная прочая телефонная муть.
– Ты как, Кулибин, это делаешь?- вопрошает командир.
– Так – генератор помех,- та-ащ командир.
– Ах генератор!… Ах помех!..
И тут выясняется – дальше больше.
Выясняется, что комроты на пару со старшиной уж месяц как из каптерки на белый свет не выходят, пьянствуя горькую и когда с объекта в штаб звонят, отсюда же, не слезая с табуреток и звонят!
А как же шумы с производства?- вспоминает командир, все эти лязги, маты и стуки. И требует представить ему это дело в точности как было, обещая частичную амнистию.
– Айн момент!
И старшина, пригоняет группу бойцов, которые через платочек на трубке, на другом аппарате топают, кричат матом и гремят ложкой о миску, чтобы изобразить ударный, на стройке пятилетки, труд. И очень у них это здорово получается, потому что они долго репетировали. Вот еще одни нашлись военные таланты!
– Ну вы…. все!…- закатывается командир.
И тут, до кучи, оказывается, что изобретением комроты пользовался не только он, но и другие ротные и штабные офицеры тоже, которым влом было морочиться на неблизких объектах и когда командир набирал номер дальней площадки или даже другого города или области, они отвечали ему из этой же самой каптерки оплачивая услуги местной связи по устойчивому тарифу – сто грамм минута.
Ну, связист, маму его и бабушку и дедушку в догонку!
Дальше, конечно, имели место разборки – как обещалось в положении ниц, коленки
вместе, носки врозь, зажав зубами ковролин. Но не то чтобы очень, потому что без отягчающих, то есть даже не группой и без причинения тяжких телесных и служебных последствий. Без гланд.
В общем командир спустил это дело на бюрократических тормозах. А всю ту изъятую кулибинскую мутатень велел снести к себе в кабинет, сложить в тумбочку стола, под замок и пломбу, но подвести туда телефонный шнур. Хрен его знает зачем. Наверное чтобы от жены в командировки почаще уезжать и оттуда на домашний отзваниваться интересуясь школьными оценками детей.
Может так.
А может и нет.
Но только после того происшествия карьера командира сильно в гору заторопилась и стал он из середнячков вверх пробиваться. На совещаниях его в пример другим ставили, что вот мол, пока прочие на стульях галифе протирают он в десять мест успевает и притом туда заглядывает, куда иные за всю их никчемную жизнь не доберутся. Везде поспевает и отовсюду докладами отзванивается!
Такой вот расторопный командир!
А может так оно и есть… В армии много разного народа встречается, в том числе самоотверженных, трудолюбивых командиров, которые вверенный им состав дрючат, ни сил, крови, ни самой жизни своих подчиненных не жалея. И так, иногда, в генералы выбиваются.
Но только характерно, что когда командир на повышение пошел, он с собой того самого комроты прихватил, хоть был он из всех прочих офицеров части самый никчемный раздолбай…
К чему бы это?