Глава десятая

Глава десятая

– Следующий…

Суров командировочный из Москвы, ни с кем ни общается, слова лишнего не говорит, в кабинет не допускает. И не понять, кто он по званию и откуда, потому что в гражданке. Может майор, а может и полковник. Другие приезжают и сразу за стол с водкой и разносолами или в баньку с дорожки, куда зэчек посимпатичней пригоняют, чтобы спинку приезжему потереть. На то в каждом лагере три-четыре балерины или актрисы имеются, с мордашками симпатичными, которых на общие работы не гоняют и в телогрейки не рядят, а шелковые платья, белье кружевное и чулки фильдеперсовые выдают. А этот – наотрез. Сел в кабинет делами обложившись и зэков к себе гоняет.

– Фамилия?

– Заключенный номер…

– Я у тебя фамилию спрашиваю. Человеческую.

– Зинчук. Петр.

– Садись Петя, говорить с тобой будем.

Садится Петр на самый краешек стула. На следака смотрит. Но больше на стол, где в тарелку банка тушенки вывалена – лежит горкой, мясо и желе… И хлеба куски стопкой, не местной зоновской выпечки, из мякины с отрубями, а настоящий, с воли. И запах ноздри щекочет так, что слюна с губ капает.

– Давай так Петя – хочешь теперь ешь. Но лучше – после. Если после – я тебе чай соображу и сгущенку вскрою. Сам решай. Если после…

Смотрит зэк на тушенку и хлеб, аж испариной покрылся.

– Хорошо, после… Нет…, теперь. Теперь буду!

И, схватив ложку, тушенку наворачивает, аж за ушами трещит.

– Ты поаккуратней, а то стошнит.

– Нет, нормально, нормально.

И хлеб в рот с жадностью, целым куском!

А «следак» отметочку в блокноте ставит против фамилии – нетерпелив, не выдержан. Не прошел Петя проверочку, не есть ему сгущенки.

– Следующий… Фамилия?

– Еремеев, Семен.

– А по батюшке?

– Батю Иваном кличут.

Сморит недоверчиво, исподлобья, подвох ищет – нетипичный следователь, не в форме, не при оружии, лицо мягкое, глаза добрые, улыбка на лице и «красноперые» за спиной не маячат. Не с проста это! Точно – Кум.

– Жрать хочешь?

– Всяк зэк жрать хочет.

Усмехнулся. Достал, вбил в банку нож, прошел по кругу, вывалил в тарелку тушенку. Хлеб рядом сложил.

– Можешь теперь, можешь потом…

Надо бы теперь и сразу. Не откладывают зэки еду на потом – теперь дают, после заберут. Но что-то сдерживает, не хочется перед этим фраером в пиджачке скотом выглядеть.

– Я после, я сгущенку люблю.

Кивнул на стул.

– Семья у тебя есть Семен?

– Есть, как не быть. Там все в деле прописано. И отец, и мать, и сестры с братьями имеются.

– И жена с детьми. Так?

– Ну – так.

– Давно их не видел?

– Давно, как на войну ушел. Вначале на войну, потом без пересадки – сюда.

Может уж и умер кто. А может – все.

– Да нет, живо-здорово семейство твое.

– Откуда знаешь? – вскинулся зэк, – Простите, гражданин начальник…

– Справки навел через участкового. Дети в школу ходят, жена в поле трудится, трудодни зарабатывает. Отец болеет, но бог даст, выздоровеет. Брат твой с войны без ноги вернулся, но весь при медалях, теперь в МТС мастером работает. Женился год назад, жена на сносях.

Жадно смотрит зэк на следователя, сейчас дырку ему во лбу просверлит. Не знает, верить или нет – туфту ему гонят или правду говорят. Но хочется, очень хочется, чтобы правду!

А если так, если живы и здоровы все, и даже не сосланы.

Слеза у зэка наворачивается, так что тот зубами скрипит, чтобы не разрыдаться.

– Чего хочешь от меня Начальник?

– Узнать про тебя, чего сам рассказать захочешь. Воевал где?

– Второй Украинский.

– А я на Белорусском. Соседи значит.

Смотрит Семен – не верит! Не воевали красноперые, в тылу подъедались, на пайках МГБэшных усиленных, жирком обрастая, да еще из зековского котла прихватывали. О фронте только по газеткам да кинохронике…

– Чего смотришь? Не веришь? Думаешь я в тылу отсиживался?

Качнул головой зэк.

– А ты сюда глянь…

Встал следак, за полу пиджака ухватился, вверх рванул. И рубаху следом. А там, по животу и боку до груди шрамы. Сплошняком. Таких ран у НКВДэшников не бывает, их если только «пером» поцарапают и табуреткой голову раскроят. А тут…

– Осколочное? Миномет?

– Он, родимый. Немецкий, полста миллиметров. Взводному голову посекло, а меня сюда приложило.

Значит на самом передке «следак» осколки свои схлопотал, потому как до штабов такие мины не долетают.  Они – для пехоты, которая в первой линии окопов.

– Ладно, садись. Чего прошлое вспоминать. Я тоже, как ты, на зоне чалился. Да теперь выскочил. Курить будешь?

Протянул пачку папирос.

– Можешь в заначку взять.

Сгреб зэк штук десять папирос. Дают – бери, а бьют… А коли бьют, все-равно не убежишь.

– Ну что, поговорим по душам?

– Давай поговорим.

– На фронте в разведке служил?

– Было дело. Вначале в батальонной, потом в полковой. До того взводным лямку тянул, потом ротным.

– За «передок» ходил?

– Было дело. Одиннадцать раз, потом тяжелое ранение, трибунал – погоны, ордена – долой и здравствуй солнечный Магадан.

– Чего так?

– С офицером сцепился сразу после госпиталя. Крыса тыловая.

– Знакомое дело. Десять лет по пятьдесят восьмой?

– Как с куста.

– Каким оружием владеешь?

– Что? – не понял зэк.

– Я говорю, каким оружием владеешь?

– Любым, которое на фронте. Нашим, трофейным – автоматы, пулеметы, минометы… Надо будет – в танк сяду или с гаубицы пальну. Ну еще конечно, ножи, саперная лопатка и вот это, – показал костистый, в который, в который полбуханки хлеба можно упрятать, кулак.

– Ну-ка иди сюда. Держи.

Протянул нож, которым банку резал. Совсем чудеса, чтобы следователь да зэку оружие в руки, а сам в двух шагах!

– Бревно видишь, пятое сверху?

– Ну?

– В самую середочку. От той стены.

зэк недоверчиво глянул на следователя, отошел к стене, прижался к ней спиной и, вдруг, быстро, почти без замаха, метнул нож. Тот просвистел и воткнулся точно в середочку бревна, так что ручка завибрировала.

– Могем!

– Опыт. Проверяешь меня? Может еще пистолет дашь?

– Нет, пистолет не дам. Как насчет маскировки?

– Ну, а как разведчик без маскировки? Лежал пузом на нейтралке по три-четыре дня огонь корректируя. Как видишь – жив. Значит не увидели фрицы… Что еще интересует? Мину обезврежу, кулеш сварю, рану перебинтую, боевой листок выпущу… Ты скажи, зачем тебе все это знать?

Подумал «следователь», помолчал, прикидывая.

– Могу тебя с этой «кичи» вынуть и на легкий режим перевести.

– На какой легкий?

– На совсем легкий. Там увидишь.

– Чудеса рассказываешь. Зачем это?

– Сам не знаю. Мое дело бойцов собрать, а что дальше… Что-то будет. Думай, если согласен…

– А чего тут думать. Дальше зоны не пошлют… Не охота мне на нарах гнить, дошел уже. Хуже все одно не будет. Некуда хуже!..

А вот тут зэк ошибся. Сильно ошибся, потому что хуже всегда может быть. И даже хуже – худшего!..