Диверсия – 3 книга
– Шагайте, Баранников! И не вздумайте сотворить какую‑нибудь глупость. Конвой будет стрелять без предупреждения!
(Если он, конечно, после употребления внутрь аванса еще во что‑то способен попасть.)
– Давай, давай, вундеркинд дерьмовый. Топай! И больше не возвращайся!
– Не вернется, – пообещал я. – Уж это я гарантирую.
На том мы и расстались с «учреждением а/я номер…». Вот только в самом конце начальнику колонии чем‑то конвой не понравился. Какой‑то уж очень он разболтанный был и даже отдельными местами наглый. И сапоги с той войны не чищены.
– Ну, тут уж что поделать. Кто есть, с такими и приходится работать.
– И то верно. Распустили солдатню. А другой все одно нет. Ну, прощевайте.
– И вам того же.
И поехал Баранников из мест очень отдаленных в гораздо более близкие. Ну не оставлять же вундеркинда, математика, медалиста и просто хорошего человека на съедение не отличающим формулу бесконечных величин от теоремы Ферми рецидивистам. Они его отличных от прочих способностей все равно не оценят.
А я оценю. Потому что мне без них – полный зарез!
Солдат с машиной и водкой я отпустил за первым же поворотом. Они свое дело сделали – массовку обеспечили.
– А кто его охранять будет? – все‑таки не удержались, спросили на прощание они.
– Я сам. Или вы думаете, что я с ним без вас не справлюсь?
Солдаты внимательно посмотрели на задохлого математика и успокоились.
– Справитесь. Конечно, справитесь!
– Нет, если вы сомневаетесь – можете сопроводить нас еще, – предложил я.
– Нет, нет, – дружно отказались солдаты, кося глазами на загруженные в машину ящики. – Нам некогда. Нам в часть надо возвращаться. Сами понимаете – служба.
– Понимаю.
Я остановил первую попавшуюся машину, усадил туда не осознающего, что с ним происходит, зека и сел рядом сам.
– В аэропорт.
– Кто вы? – спросил Баранников.
– Ангел‑спаситель.
– Но вы следователь?
– В некотором смысле да.
– Вы сказали… Вы сказали, что я убийца…
– Точно. Убийца.
– Но кого, кого я убил?!
– Себя. Себя ты убил. И почти насмерть! В аэропорту я протянул освобожденному заключенному паспорт.
– Держите документ – Козловский.
– Почему Козловский?
– Чтобы легче было запомнить. По ассоциации с прежней фамилией.
В паспорте на имя Козловского была вклеена фотография Баранникова. Только чуть более молодого. Другой фотографии при просмотре его семейного альбома я не нашел.
– Ну что, перебираемся в самолет?
– Я ничего не понимаю. Кто вы? Что вам от меня нужно? Откуда паспорт? С моей фотографией. Я никуда не полечу, пока вы со мной не объяснитесь.
– Не полетите?
– Нет.
– Ну хорошо. Тогда я не настаиваю. Тогда мы вернемся обратно, – и я шагнул от стойки регистрации в глубь зала.
– Нет, – вскричал Козловский‑Баранников. – Нет!! – И лицо его исказила гримаса страха.
Нет, все‑таки тюрьма ему чем‑то не нравилась. По крайней мере нравилась меньше, чем поданный на взлетную полосу самолет.
– Ладно, я скажу вам то, что вы хотите от меня услышать. Я не преступник и не следователь. Я нечто среднее. Вы мне нужны как специалист, быть может, единственный в своем роде. Когда вы выполните свою работу…
Козловский‑Баранников напрягся.
– Я отправлю вас за границу. В любую страну, которую вы выберете на карте мира. Я не хочу, чтобы ваш талант загиб где‑нибудь вблизи параши. Вы заслуживаете большего. Возможно, спасая вас, я делаю одолжение цивилизации. Персонально мне, как вашему спасителю, это еще придется доказать. Докажете – ваше счастье. Нет – отправлю обратно на нары. Потому что помогать непризнанному гению – это одно. А сбежавшему зеку – совсем другое. И совсем по‑другому оценивается обществом. Так что у вас есть самые прямые стимулы для ударного труда. Вы все поняли?
Козловский‑Баранников судорожно кивнул.
– Тогда, надеюсь, мы больше к этой теме не возвращаемся.
Глава 46
– Ну что, потрудимся во славу отечества?
– Потрудимся, – ответил Александр Анатольевич. – Нам не привыкать.
– Так потрудимся? Или как? – громко повторил я.
– Конечно, конечно, – закивал Козловский‑Баранников. – Что надо делать?
– Все то же самое, что вы делали раньше. Только с большей пользой для народа. Ломать буржуинские коды. Справитесь?
– Я постараюсь.
– Вы уж постарайтесь, а то на Севере зимы холодные, а телогрейки худые, – напомнил я и тут же пожалел о том, что сказал.
– Хорошо, хорошо. Я сделаю все, что в моих силах. Я сделаю…
Похоже, с шоковой педагогикой пора заканчивать, пока я взамен грамотного «взломщика» не получил ни на что не способного истерика.
– Ладно, работайте и ни о чем таком не думайте. Не будет больше в вашей биографии тюрьмы. При любом исходе не будет. Вы свое отсидели. Амнистия! Александр Анатольевич, давайте первый телефон.
Запрос – отказ.