“Как пять тысяч мужиков двух генералов не смогли прокормить”

  Близко ли далеко, там ли сям ли, с теми ли с этими, случилась одном Царстве-Государстве неприятность. Вышли с департамента два генерала, да пропали. Как не было. Генералы серьёзные, выше которых, почитай, нет. Бросились их искать, все вверх дном перевернули, в каждый угол и даже в клозет заглянули. Нет, как не было!

   Всполошились все – что же теперь делать, ведь пропадём совсем! Но только день прошел, другой и ничего не изменилось – курьеры бегают, бумажки туда-сюда таскают, адъютанты кофий разносят, чинов разных мильен, и все при деле и прежних заботах. А кабинеты те запечатали за ненадобностью. И забыли о пропаже, новых генералов сыскав. Работа, чай, не сложная – глазищи таращить, ногами топать и кричать: “Я вот теперь, всех вас, негодяев, в бараний рог скручу! Растуды вас и туды, по самые дальше некуда, чем ни попадя! Смирно стоять, ушами слушать!”, а после на доклад к Царю-батюшке, мол, все у нас справно да ладно. Коли баталия случится, мы всех тех ворогов-супостатов потопчем и побьем в один момент, потому как наша сила других сил стократ сильнее.

   А царю больше и не надобно, ему волноваться ни к чему, он на бархатных подушках сидит, в мягкости и сытости. Зачем ему про дырявые пушки и гнутые пищали знать? Не царское это дело.

   – Молодцы, – говорит, – и вешает на грудь генералам медали и отписывает деревеньки. Добрый царь, ежели к нему с подходцем…

   И все департаментом тем довольны и про пропавших генералов напрочь забыли.

   А где ж они? Так вот – на острове, посреди моря-океяна. Черт знает, как их туда занесло. Сидят на песочке под пальмами и ждут, когда им “все включено” принесут и мулаток на коленки посадят. А никто ничего не несет. Что за безобразие такое!

   – Ежели они теперь нас не накормят, то я им бомбу брошу, – говорит один.

   – А я – корабль тогда пришлю с пушками. Такой тарарам устрою!

   И опять ждут.

   И опять никто не идет.

   Хотели было приказ дать, а только хвать – нету пред ними адъютантов и посыльных. И кораблей нет. И бомб. Одни только подштанники с лампасами и ордена.

   Чего делать – не понять. Не привыкши генералы, когда без ординарцев и свиты.

   А кушать, однако, хочется, ну вот просто кишка кишку гложет! Пробовали листочки жевать, но с них животы пучит, отчего звуки непотребные случаются и дух шибко нездоровый. Непривыкши генералы к пищи простецкой, завороты пищеварительные с нее случаются. Это мужику что лебеда, что кора дубовая, он все может употребить в пользу свою.

   Главное, еда по лесам прыгает и в реках плавает. Но как ее добыть?

   – Мужика искать надо, там-то они все делают! Я ту книжку читал – должон где-то здесь быть мужик.

   Стали остров обходить и точно, сыскали мужика. Лежит тот в теньке под кустом, сопит в две дырочки, будто у него дел никаких нет.

   – А ну вставай, лежебока! – гаркнули генералы.

   Вскочил мужик, глазами хлопает, ничего понять не может – откуда генералы взялись. Хоть понимать должен, что коли где мужик завелся, там обязательно по его душу генералы объявятся.

   – Отвечай, мужик, отчего ты тут бока пролеживаешь, когда мы не кормлены – почитай два часа макового зернышка во рту не было и кофию никто нам не подносил! А ну быстро делай нам обед и ужин сразу, потому как нам шибко есть хочется. А нет – мы тебя на каторгу спровадим с превеликим нашим удовольствием.

   – Сей момент! – ответствует мужик, потому как с голодным генералом лучше не ссориться.

   Бежит мужик, спотыкается, рыбку в океяне ловит, в каменном чугуне варит, да кореньями и солью морской приправляет. Знатная ушица выходит, аж у самого слюни текут. И даже ложки из пальмы выстругал.

   Хлебают генералы ушицу да морщатся.

   – Горчит похлебка твоя, морем отдает.

   – Так нет же соли у меня другой.

   – А ты сыщи! Мы тебя в наши генеральские дела чай встревать не просим, сами справляемся. Вот и ты исхитрись! А тока впредь таким варевом нас не потчуй. У нас кишки изысканными блюдами изнежены и к грубой пище непривычны.

   И выплескивают остатки ушицы в песок.

   – И еще креслица нам по-быстрому выстругай, потому как нам на песке не по чину сидеть, а мы после обеду дремать привыкши.

   Рубит мужик жерди, из лыка сиденья плетет и лианами сей конструкций переплетает. И так ловко у него все получается. Только опять генералы недовольны.

   – Ты чего нам супостат, настрогал – тут сучок, там ветка торчит!

   – Так струменту нужного нету.

   – А это нас… И подухи пером набей – вона сколько попугаев летает, а нам спины мять. Тебе все одно, ты на печке на голых кирпичах привыкши, а мы перинами изнежены. И еще кофию найди!

   – И табак, хоть налево вывернись! Мы после кофию табак завсегда курим.

   Запарился мужик вконец, не знает, за что впервой хвататься. Кругом генералы недовольны.

   – Лентяй ты мужик редкостный, батогами бы тебя. Да ты их все никак нарубить не можешь. А как нарубишь – вот тебе приказ – порты сымай и сам себя пори!

   – Помилосердствуйте, как же сам себя? Несподручно это.

   – А мы тебе поможем, мы тебя держать станем, чтобы ты сам от себя не вырвался и не убег. Или зови кого в подмогу.

   – Откуда звать-то, когда нет никого?

   – А это нас не беспокоит ни разу. У нас завсегда солдатики были сколь хошь, а откель, нам не ведомо. Не нашего это ума дело, нашего – команды отдавать. Ать-два!

   Извернулся мужик, да помощников себе добыл. Как, да откуда – сие неизвестно. Мужик, если его батогами почаще бить, все добудет, хоть луну с неба снимет и в котомке приволокет.

   – Вот это дело, – радуются генералы прибыли людской, – теперь всяк при своем деле будет и станет у нас изобилие. Поэтому стройся в рядок, пяточки вместе, носки врозь, ешь глазами начальство и рапорта отдавай!

   А сами вдоль рядка проходят и щеки дуют.

   – Ты чего бородой зарос под самы брови?

   – Так нечем волосню-то сымать.

   – Нас не качает. Хошь раковиной морской брейся, а токма должен ты быть гладким, как зад у младенца. И ты вот тоже. И ты… Порты зашить… Подпоясаться, хоть из себя веревки свей. Потому что ваше дело сопливое – слушать, да исполнять. Что за бардак вы тут развели, бородами своими и портами дырявыми? Ужо научим вас. Слышь, мужик, готовь шпицрутены цельный воз, да в соли морской их вымочи, будем уму разуму вас, дураков, для пользы вашей, учить.

   – А работать когда? Шибко много работы-то.

   – Не поспишь – успеешь. А токма нам на ваши хари заросшие глядеть отвратно. И исшо вы строем шагать должны, и спину держать прямо, как если дрын проглотили, а не в кособочку.

   Разбежались мужики во все стороны дела ладить.

   А генералам взгрустнулось чего-то – вроде и сыты, и одеты и на перинах с перьев попугайных спят, а токма скучно им – мужичье кругом одно сиволапое.

   – Слышь, мужик, давай нам сюда адъютантов, ординарцев и курьеров. Да поболе.

   – И генералок еще! Я привык, чтобы кофию мне по утрам генеральши с полковницами подавали при форме, медалях и при кудрях. И чтоб грудь вперед на полколеса, как в телеге.

   Прибыли на остров ординарцы, курьеры и генеральши без счету. Вьются подле генералов, ластятся, комплименты разговаривают, на мужиков жалуются, что им не угодили.

   – Чего это мы в каких-то шалашах живем, когда ране в хоромах каменных обитали? Пусть немедля нам здесь хоромы строят!

   – Так вы же токма спите да едите, и более у вас никакой работы нету. За что хоромы-то? – удивляются мужики.

   – Как это, ничего? – возмущаются генералки, – Да мы, можно сказать, до поту трудимся, тока вы, сиволапые, руками да ногами, а мы головой, по три раза на дню, да еще ночью случается. А ежели вам чего не нравится, можете нашу работу исполнять в полное их удовольствие.

   – Не, – ответствуют мужик, – Мы к такой работе непривычны, да и не работа это, а одна срамота.

   – Срамота – в лаптях и зипунах драных ходить, а у нас мундиры генеральские и ордена на грудях до самых животов. У нас прибыток, а у вас прореха на прорехе и дырой погоняет. Вон и ординарцы, хотя не перетруждаются и ручки у них белые, а тоже все в достатке.

   Стали мужики хоромы каменные строить – камни дробить да таскать, и друг на дружку складывать. А токма все одно, генералки недовольны.

   – У этой вон арка, да оконцы фигурные, а у меня, как в избе! Перекладывайте все сызнова!

   Делать нечего. И уж некому.

   Привёз мужик в подмогу еще две деревни. Засучили мужики рукава, целый город построили, дорожки каменные проложили и пальмами засадили.

   – А чего они тут ходят! – возмущаются генералки – Сами все в рванине, только пейзаж портят и дух от них от поту шибко злой. Мы создания изнеженные и терпеть их рядом большой моветон!

   И носы платками прикрывают.

   Это верно – грязен мужик, одежа заплата на заплате, ножищи не мыты, ногти не стрижены.

   – Пущай они к нам сюда не заходят, для чего забор построят. И еще красивую яму с водой, а то нам на море ходить плескаться далеко!

   Стали мужики забор строить, ямы копать и камнем их выкладывать. Хоть с голодухи и недосыпу уже еле ноги волочат. Уж более тысячи их вокруг копошится, а просвету все не видать – то хоромы не те, то раки морские не свежие, то навесы пальмовые посохли и тени не дают.

   Сердятся генералы.

   – Мы тебя, мужик, кормим-поим, работу даём, а ты, свинья неблагодарная, неделю как на море песок добела отмыть не можешь!

   – Не управиться нам, когда столько забот, как ни старайся…

   Приехали еще мужики. А генералы все ярятся.

   – Хотим, – говорят, – остров посередке моря, чтобы вас не видать. И чтобы на островах хоромы в три этажа, дорожки камнем мощеные, церква до неба и трактиры с лавками. И чтобы в лавках товара было завались, который вы должны стачать да сшить. И еще чтобы роща березовая. Шибко мы свои березки родные любим, и обнимать их должны и слезу пускать.

   – Да где же их взять-то березы, когда тут одни пальмы кокосные?

   – А сие нас не беспокоит, хоть роди, а роща должна быть! Не можем мы без березок, тоска нас замучит.

   Стали мужики остров строить, камни с берега таскать и на дно кидать, а там глыбако. А уж после пальмы строгать и в березки красить и листья березовым узором стричь.

   Долго ли коротко, худо ли бедно, но остров тот построили и мосток к нему с берега перекинули.

   Хороший островок получился – любо-дорого посмотреть. Такая красота, что решили генералы родичей в гости зазвать. Понаехала тех родичей целая свора – ступить негде. Стали есть в три горла, так, что всю рыбу и раков вблизи перевели и пришлось за ними далеко в море плавать.

   Понравилась им жизнь такая и каждый захотел свой дом иметь. Токма остров всех вместить не мог, а на берегу жить, где сиволапые бродят, не по чину выходит. Всяк должен по заслугам своим иметь и на своем шестке сидеть, кто-то вверху под солнцем ясным, а кто-то внизу, в сырости и темноте.

   Стали острова строить, берег обгрызая, да так, что от большого острова скоро менее четвертинки осталось, потому как все камни и землица на строительство пошли. Пришлось мужикам на том клочке ютиться да друг на дружке спать, а кому-то и на деревьях, вместе с попугаями на одной ветке.

   Ну да, им не привыкать. Ране землицы не было, и теперь не видать. Вынули из-под них землицу.

   Сидят на ветках, смотрят, как на островах барских фейерверки стреляют и дамы в платьях колоколом бродят, рыбкам хлебушку кидают.

   Утром приплыл к ним податный инспектор. Смотрит сурово, пересчет ведет, чего у кого есть.

   – Вот ты на ветке сидишь, стало быть, это жилье твое.

   И ветку вкруг мерит и что-то на ладошке пишет.

   – С тебя, мужик, полушка поборная. Ты тут живешь, да листом прикрываешься, стало быть, есть у тебя крыша над головой и надобно за то платить. Вона вас сколько по веткам расселось! А кто снизу, на землице пристроился, с того втрое! И за лапти еще полкопейки с души – вы в них туда-сюда ходите, стало быть, это движимость.

   – Побойся бога! – воют мужики.

   Тут поп вперед выходит, который с податным инспектором приплыл. Сам гладок да дороден, и одёжи на нем золотом шиты.

   – Вы, – говорит, – Мужичье, не ропщите понапрасну и бога всуе не поминайте. Всяк свою судьбу имеет и принимать ее должен с готовностью и смирением!

   – Да мы-то готовы, но уж больно голодно.

   – А это ничего – на том свете покушаете, там реки молочные, берега кисельные и из родников самогон течет, чисто слеза. И тот, кто здесь боле других страдать будет, тому больше на том свете воздастся! По заслугам и рай. А вы покуда мне рыбку словите, да пожарьте на угольках! Шибко я рыбку ту люблю.

   – Так нет рыбки-то, всю переловили, – ответствуют мужики.

   – А такого быть не может – окиян большой, и там всякой живности в избытке быть должно! Это просто вы ленитесь. А нет – я вас анафеме предам, и тогда уж вы не в рай, а в ад попадете, где вас жарить на сковородках будут.

   Поплыли мужики рыбку искать, уж больно неохота на сковородке раскаленной крутиться.

   Только генералы ту рыбку отобрали.

   – У нас, – говорят, – Форменный голод случился – сменных блюд всего дюжина и в булках сдобных узюма почти нет! Опять же пороху на фейерверки не достает. Мы к вам по-отечески, с кажной рыбки потрошки отдаем и с птицы коготки да перья, а вы неблагодарностью черной ответствуете!

   И пальцем грозят.

   – Ежели вы за ум не возьметесь, мы вас с землицы нашей погоним, будете в воде на камешках жить!

   Совсем грустно мужикам стало. Только что поделать – генерал фигура великая, при погонах и орденах. Как ему прекословить, когда он Царем-Батюшкой над ними поставлен. А Царь их, говорят, добр да справедлив, душой за народ болеет, не ест, не пьет, не спит, все думает, как бы ему людишкам новое облегчение сделать. Одна беда, сидит высоко, откуда кажного мужика разглядеть нет никакой возможности даже в биноклю.

   Вздохнули мужики, да пошли работать не обедамши.

   А после надорвались и в одночасье и померли. Один остался на развод. С которого сия история и началась.

   Вот так и вышло, что не смогли пять тысяч мужиков двух генералов прокормить. Потому как были бестолковы, ленивы и неблагодарны. И как ране было, так и нынче – не везет генералам с народом, не тот народишко, с червоточиной нутряной и вечно всем не доволен. С таким народом каши не сваришь – и лучше даже не варить, пущай лебедой питаются, да кору с осин дерут. А помрут с того – не жаль. Бабы новых нарожают… Баб у нас много и лебеды завались… А генералы, тех по пальцам перечесть можно, их беречь надобно, кормить от пуза и хоромы строить… А все остальное есть ересь и бунтарство, кои пресекать надобно на корню, дабы другим неповадно было.