Разговор с товарищем маузером

(Как обещал, про личную ответственность.)

Приснился мне сон – дурной. Буд-то стоит на моем пороге революционный матрос, весь в клешах, лентами пулеметными вдоль и поперек обмотан, а на боку маузер в деревянной кобуре болтается.

– А ну, – говорит, – Ответствуй мне, как ты тут живешь-хлеб жуешь?

А что ответствовать, когда я сам не разберу, как и для чего живу.

– Да так, – отвечаю, – Ни шатко, ни валко, голодать не голодаю, но жирка лишнего не имею. Концы с концами свожу, да на пузе в три узла стягиваю.

– А чего так-то?

– Да как-то вот так получилось…

Глядит матрос вокруг.

– Хоромы у тебя справные. Не в бараке на нарах живешь, не койку одну на двоих с приятелем делишь и на двор по надобности не бегаешь. Или ты буржуй?

– Теперь все так живут.

– Выходит, все вы буржуи?

– Нет, буржуи наши во дворцах на сто комнат обитают, яхты имею и слуг без счету…

– Крадут?

– Крадут. Безбожно крадут.

– Так и при царе крали почем зря… Непорядок… Кто в стране главный, какая партия у руля?

– Руководит… Один человек.

– Помазанник божий?

– Вроде нет. Хотя церковь при нем. Он им храмы строит, деньги дает.

– Попы они завсегда к власти льнут. Опиум они для народа, в душу лезут, про кущи райские рассказывают, а на земле хошь с голодухи попухни. Рожи у иных от жира лоснятся, а они про страдание да покорность. Это дело знакомо. Те, кто в деревнях, в приходах нищих, еще ничего, а кто повыше те божьи заповеди забыли, но других им учат… Кем царек поставлен?

– Сами не знаем.

– А чего тут знать – или буржуями или иноземцами. Народ сам для себя хомут не выбирает… Сам-то где трудишься, мастеровым, али в деревне лямку тянешь?

– В офисе.

– Где?.. Это приказчиком при купцах и ростовщиках что ли?

– Можно и так сказать.

– Прислужник значит. Буржуи – ладно, к ним претензий нет, на то они и буржуи, чтобы кровь народную сосать. А вы то чего?

– Мы – терпим. На Батюшку-Царя надежды строим, вдруг он про сии безобразия узнает и порядок наведет.

– Царь-то? Это когда царь за народ стоял – что-то не упомню… Царь в хоромах в шелках да шубах бобровых, а холопы – сами по себе, в избах покосившихся и лаптях худых. Так завсегда было и у вас не иначе… Что армия? Крепка ли?

– Армия есть, да вся разворована.

– Это как понять? Как в Японскую или Мировую, когда солдатики в худых шинельках в окопах живьем гнили, по две винтовки на пятерых имея? Мы же вам армию оставили, всю скверну с нее под корень вычистив.

– Разве это мы. Генералы это.

– А вы на что? Ты из-под вопроса моего не выворачивайся. Генерал один, а вас вон сколько. Таких предупредить надобно, а не поймут – на штыки! Как мы, по решению солдатских комитетов. Или просто… А вы как покорные бараны на убой. Чай винтовочки-то в окопах имеются?

– Имеются.

– Тогда я что-то не пойму – коли вас больше, да при оружии, чего вы в покорности пребываете? Или вам жизнь не дорога?

– Так нас не спросили, а теперь куда деваться?

– Выходит, вы за буржуев жизни кладете, чтобы им нынче и после сладко жилось? А вам без рук, без ног или в землице сырой… Совсем не пойму. Одного-двух кокнуть, остальные враз присмиреют. Али вы не мужики, а бабы, что терпелку свою в узел завязали?..

Покачал матросик головой.

– То-то я гляжу рожа у тебя гладкая и мозолей на руках не видать. Приспешником служишь… Речи твои вредные… Вот что паря, надобно тебя в ЧКу сволочь, может ты и не контра, но точно сочувствующий. Там разберутся. А ну – вставай и шагом-марш, а не то я тебя здесь стрельну.

Пошли. Матрос сзади штыком погоняя.

– Шибче шагай!..

Пришли.

– Вот, – сказал матрос, – Привел контру. Ты товарищ с ним побеседуй, да вызнай, кто он такой и кому служит… Мутный он и речи его не наши.

Чекист револьвер на стол положил, глянул сурово.

– Отвечай, кто ты есть таков?

– Народ я.

– У руля, значит?.. Или в служках буржуйских ходишь? Э-э, паря, как я погляжу, продался ты кровопийцам и страну свою продал. По всему выходит- к стенке тебя надобно.