Мастер взрывного дела – 5

– Какой Гришка? Что‑то я никаких упоминаний о нем в архивах не нашел.

– И не мог найти! О нем никто не знает. И тогда не знал. Кроме самых‑самых.

– Кто он, Гришка этот?

– Гришка – он и есть Гришка. Я, конечно, этого рассказывать не должен… Ну да дело давнее. Чуть не сорок лет прошло. Все, как говорится, быльем поросло. И Гришки того давно нет. И службы его. И меня скоро не будет. А ты нынче при деле, при чинах. Тебе надо знать, на кого равняться. С кого пример брать. На нас равняться. На меня. На Петра. Или на Гришку вот.

– Как же на него равняться, если я о нем ничего не знаю?

– Правильно, не знаешь. Так и задумано было, чтоб никто не знал.

– Кем задумано?

– Точно не скажу. Но скорее всего Иосифом Виссарионычем. Очень эта служба была по его характеру. Чтобы никто о ней ни сном ни духом. А она обо всех. И чтобы любые его приказы – под козырек. Без оглядки там на всяких прокуроров.

– Зачем ему еще одна служба? У него же Лаврентий Палыч был, который тоже без прокуроров.

– Во‑от. В том‑то и вся соль. Что Лаврентий был. Что вначале на побегушках был, а потом такую махину, как министерство свое, поднял, за которой, как за стеной, схоронился.

– Ты что, хочешь сказать, что Хозяин не мог его из‑за той стены выколупнуть?

– Может, мог. А может, не мог. Ты лучше над таким фактиком задумайся, на такой вопрос ответь – отчего все прежние министры НКВД больше пары‑тройки лет в своих кабинетах не сидели? А из тех кабинетов в распыл шли. А Лаврентий сел – как врос. Отчего его эта чаша миновала? Ведь знал Хозяин, что нельзя одного и того же человека дольше нескольких лет на такой должности держать. Что подчищать надо вместе с верхушкой аппарата, чтобы сами себя не переросли. Это же не Министерство сельского хозяйства, второе ничем, кроме неурожая, опасным быть не может.

– А отчего тогда действительно не убрал? Если знал.

– Момент упустил. Все недосуг было. Вначале конкурентов давил, чтобы его не сожрали. Потом война. А после войны оглянулся – ручки коротки. Ну, может и не коротки, а только рискнуть не решился. Отчего и помер.

– Отчего помер?

– От него помер. От него самого и помер. Только до того, как помереть, успел Хозяин создать противовес. Создать успел, а на ноги поставить нет.

– Противовес?

– Ну да. Лаврентию противовес. Тот к тому времени уже столько сил под себя подгреб, сколько у самого Хозяина не было. Все под Лаврентием ходили. И Хозяин ходил. Ну ты сам прикинь: охрана ближняя чья? Его! А Кремля охрана? И правительственных учреждений? Опять его! Прислуга, челядь на ближней и дальней дачах? Снова его! Вокруг обложил.

И Хозяин это понимал! Понимал, что неизвестно кто первый, если, допустим, он надумает Лаврентия, врагом народа объявить. Вернее, объявить‑то, может, объявит, а больше ничего не успеет. По причине быстрого апоплексического удара, который впоследствии случился.

Не мог Хозяин в одиночку против Берии воевать. Уже не мог. Вернее, официально, как генералиссимус и всякое такое прочее мог, а в реальной закулисной борьбе уже нет. В ближней драке ведь не тот побеждает, кто войска имеет, а тот, у кого кинжал длиннее. И кому его сподручнее под ребра врагу засунуть. И вот здесь Хозяин проиграл. Страну забрал, а ближний круг упустил.

Оттого и понадобилась ему еще одна ближняя, направленная против Лаврентия сила. Такая сила, чтобы никто о ней не знал! Чтобы, главное, о ней самый опасный его конкурент не знал, который уже к власти потянулся.

Вот тогда, я думаю, и возникла эта организация. Но только спасти своего основателя не смогла. Не успела. Почувствовал Берия, что не сегодня‑завтра до него доберутся. Что не станет Хозяин дожидаться, когда его где‑нибудь втихую подушками удавят. Что что‑нибудь такое придумает. И первым ударил.

Но только, думаю я, организация та свое взяла. И даже не оттого, что покойного Хозяина любила. Из чувства самосохранения. Из‑за того, что понимала – если Берия к власти придет, он до них доберется. Всю землю на десять метров вглубь перероет, а найдет! И в ту землю зароет.

– Так ты думаешь?..

– Уверен! Иначе отчего бы это Хрущ, за которым тогда никакой силы не стояло, вдруг решился с Берией схлестнуться? Которому не чета. Кто‑то его на это надоумил. Кто‑то убедил, что в той драке победить можно. Если неожиданно ударить. Сам бы он никогда на такое не решился. Сам он Берию до икоты боялся. Как и все прочие. Вот я и думаю, что подсказал ему кто‑то момент. И сценарий. Кто‑то, кто Лаврентия меньше других боялся.