Мастер взрывного дела – 5
– Горим. Периодически горим, – не удивились офицеры. – И это бывает. Часто бывает. Потому что холодно. Личный состав тащит в помещения всякие случайные печки, устанавливает электрические «козлы», разжигает костры и пьет для сугрева водку, после чего засыпает с горящей сигаретой на пожароопасной шинели. Пожар и север – это вечные спутники. Что. Погорело что‑нибудь? Документы? Или не дай бог заначенная водка?
– Да нет. Ничего такого особенного не сгорело. Сейф был практически пустой. И даже табельного пистолета в нем не держал. Потому что я на всякий случай ношу его при себе. Наслушавшись ваших рассказов про нападающих на все живое стаи кровожадных песцов.
– Ничего? – разочарованно переспрашивали офицеры.
– Ничего. Можете не беспокоиться.
– Тогда мы очень рады…
Но, кроме хронических неудач, случались и удачи. Однажды, когда полковник обдумывал вновь возникшую проблему, связанную с утратой очередного вещдока в единственном, где разведчик может позволить себе естественность проявления человеческих чувств, месте – в офицерском сортире, в стену кабинки тихо постучали.
– Полковник, это ты? – спросил голос.
– Я, – ответил полковник.
– Мне бы хотелось с вами переговорить. С глазу на глаз.
– Надеюсь, вы не предлагаете, чтобы я пустил вас к себе?
– Нет, что вы! Я буду ждать вас вечером в двадцать два ноль‑ноль в дальней бухте возле выброшенного сейнера.
В двадцать два ноль‑ноль полковник сидел возле сейнера, лениво покидывая в море мелкие камешки. Рядом никого не было, отчего создавалось впечатление, что его просто разыграли. Или не просто разыграли. А чтобы выманить подальше от части…
Трофимов на всякий случай положил ладонь на кобуру пистолета.
– Полковник, это вы? – спросил голос.
– Что?
– Я спрашиваю, это вы или не вы?
– Я. А откуда вы говорите?
– Из сейнера. Я внутри.
– Ну так выходите.
– Нет. Я лучше здесь останусь. Мне здесь удобней.
– Ну удобней так удобней.
Под металлической обшивкой что‑то заскрежетало, пало, кто‑то вскрикнул и сдавленно выругался.
– Е‑моё! Китель порвал. Ё… – – Кто вы?
– Я? Старший лейтенант Тищенко. Ну ё‑твое, ну вдрызг же распорол ё…
– Зачем вы меня сюда вызвали, лейтенант?
– Поговорить.
– О чем?
– О разном. О том, что у нас тут происходит. И предупредить, чтобы вы были поосторожней.
– Вы насчет расследования?
– И расследования тоже.
– Вы знаете, кто убил рядового Синицына?
– Знать не знаю, но догадываюсь. Все догадываются.
– И кто же?
– Вам все равно это не пригодится.
– Почему вы так считаете?
– Потому что делу ход не дадут. Даже если вы схватите убийцу за руку. И даже если он признается в том, что стрелял. Тут ведь не в том дело, кто убил.
– А в чем?
– В том, за что убили.
– И за что?
– За то… Вы хоть знаете, полковник, что мы здесь охраняем?
– Подходы к потенциально опасным зонам Новоземельского полигона стратегического назначения. На котором до недавнего времени испытывались образцы термоядерного оружия.
– Вот‑вот. Именно что потенциально опасные…
– Я сказал что‑то не то?
– Вы сказали то, что говорят все. Потому что знают все. Только знают они далеко не всё.
– Разве главная задача части не охрана полигона?
– Полигона – тоже. Только ответьте мне на вопрос, отчего тогда существует еще одно с аналогичными задачами подразделение, куда таскают каких ни попадя наблюдателей? И проверяющих. И зеленых. И журналистов. И кого только не таскают? Зачем для решения одной и той же боевой задачи две части?
– Не могу знать.
– Для того, чтобы, демонстрируя одну, отвести любопытные взоры от другой. От нашей.
– Чем же она отличается от первой?
– Тем, что первая – имеет дело с использованными, забетонированными и засыпанными шахтами, где проводился подрыв опытных образцов термоядерного оружия. А мы имеем дело с самим оружием.
– То есть?!
– Свалка мы! Дешевая и потому потенциально опасная свалка. Куда свозят радиоактивное дерьмо всей нашей Российской Армии и всего нашего Военно‑морского Флота. Демонтировать и перерабатывать устаревшие типы вооружений и отработавшие свой срок атомные реакторы стоит денег. Таких денег, которых нет. А выбросить – ни черта не стоит.
– И где их выбрасывают?
– Здесь и выбрасывают. Реакторы и другие большеобъемные предметы притаскивают на несамоходных баржах или перегружают на баржи здесь. Потом баржи заливают бетоном, дырявят и рубят концы. После чего они камнем в воду. А случается, целые подлодки атомные топят. Зацементируют внутренности – и айда на дно.
Вон там топят. В той, что справа, бухте. Там глубины как в открытом море. Ни один водолаз не достанет.
Ну а то, что поменьше или поновее, зарывают в могильники на суше. Или в погреба.
– В какие погреба?
– В обыкновенные. В вечной мерзлоте погреби. Выкопают шурф поглубже, от него пробьют две или три боковых штольни. Подгонят кран. Опустят груз на дно. Замуруют. Разровняют. И даже метки на поверхности не поставят. Тишь да гладь!