Мастер взрывного дела – 5

– Зачем в мерзлоту? Это же не мясо, которое портится.

– Затем же, зачем и мясо. Там температура постоянная. Столетиями постоянная. Без всяких скачков в ту или иную сторону. Максимально допустимый разброс плюс‑минус несколько градусов. И то лишь тогда, когда штольню открывают. А ее не открывают. В принципе.

Главное, очень удобно. Если вдруг какое радиоактивное ЧП, все списывается на полигон.

– А почему не все в могильники?

– В могильник только то, что уже не пригодится. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Могильник – это последняя инстанция. Как захоронение на кладбище.

Погреба – другое дело. Погреба при необходимости можно и разрыть. И то, что в них было спрятано, – вытащить на белый свет. В погреба опускают только востребуемые предметы. Морально устаревшее, но еще вполне боеспособное оружие. Бомбы, торпеды, боеголовки, которые, если снова скомплектовать, подвесить в бомболюки или зарядить в торпедные аппараты, могут выполнить поставленную боевую задачу.

– Как же они его находят? Если никаких меток?

– По топографическим привязкам, которые у командира в сейфе хранятся. И где‑то еще. Я даже не знаю где.

– Странно. Зачем и кому нужно морально устаревшее вооружение? Для которого скоро ни подходящих бомбовых подвесок, ни равных им диаметром торпедных аппаратов не останется. Зачем сохранять то, что уже не пригодится?

– Может, конечно, и незачем, но только, если утилизировать с соблюдением всех норм экологической безопасности, они дороже выйдут, чем при изготовлении. Это же атом, его в канализацию не спустишь. Не переплавишь. И не взорвешь. Его, чтобы уничтожить, целые заводы надо строить. И особые хранилища.

А здесь ничего не надо строить. Только дырку мерзлоте поглубже проковырять. И будьте любезны можно отчитываться о сокращении ядерных вооружений.

– А если они здесь рванут?

– Нет, здесь не рванут. Это исключено. Из них запускающая начинка удалена. Без нее это только железки с радиоактивным содержимым. Как те консервные банки с килькой.

– А если взрыватели ввернуть?

– Там не одни только взрыватели. А много чего прочего.

– А если и все прочее?

– Тогда рванет. За милую душу рванет.

– А то, что в море?

– Что в море?

– То, что на баржах, затоплено. Оттуда, со дна, радиоактивное загрязнение на поверхность моря выйти не может?

– Может. И наверняка выйдет. И, почитай, все море вместе с прилегающими побережьями миллионами рентген нашпигует. Но не скоро. Лет через сто‑сто пятьдесят. Когда тех, кто приказ о захоронении давал, уже не будет. Им ведь было важно сейчас эту проблему решить. Малозатратными способами. Они и решили.

– И что, здесь все обо всем этом знают?

– Не все. То есть то, что что‑то топят и зарывают, – знают все. А вот что конкретно топят и зарывают – единицы.

– В том числе и вы?

– В том числе и я. И то по случайности.

– А рядового Синицына, выходит, убили за то, что он узнал эту тайну? Я так понимаю, что вы на это намекаете?

– Нет, не на это. За такое не убивают. Тем более что если он что‑нибудь и знал, то совсем чуть‑чуть. И наверняка не то. По данному поводу среди рядового личного состава соответствующая работа проводится. Каждодневно. У них лапши в животах и мисках меньше, чем на ушах.

– За что же тогда этих рядовых убивают?

– За то, что увидели то, что видеть не следовало.

– Что же они могли увидеть такого, что их жизни стоило?

– Ну, например, то, как раскапывают штольни.

– Какие штольни?

– Те самые штольни.

– Зачем же их разрывать? Если, вы говорите, их на бесконечное хранение закладывают. И с землей сравнивают.

– В том‑то и дело – что незачем. А тем не менее разрывают.

– Кто? Служащие части?

– Если бы… Совсем посторонние военнослужащие.

– Откуда они здесь взялись? Посторонние. – Вначале на самолете. Транспортнике. Вроде того, на котором вы прилетели. Мужик там один был. Гражданский. Я его сам лично видел, потому что как раз дежурным по части заступил. Никакой такой мужичок. Вначале подумал, кто‑нибудь из родителей военнослужащих пробился, пользуясь нынешним в армии бардаком. Ну или очередной специалист по медицинской части, которые нас иногда проверяют. Я, конечно, попросил разрешительные документы предъявить. У нас ведь часть относится к категории особо секретных…

– Ну и что, был?

– Ни хрена не было. Ни пропуска, ни предписания. Но была собственноручная записочка от нашего генерала командиру – принять и оказать всяческое содействие. Короче – документы в полном порядке.

Я спрашиваю – зачем вы к нам? А он мне так по секрету сообщает, что является представителем акционерного общества по поиску и добыче полезных ископаемых. И что у них есть подозрение, что в наших местах могут быть залежи алмазов. И что это предположение желательно проверить с помощью специальных геологических изысканий.